От него жена ушла недавно, потому что сложная семейная история, сериалы отдыхают ...

НАЧАЛО

...как бы это сказать, чтобы не выглядело слишком патологически?... очень хорошая. "Шпионская". Я могу любой текст выдать, единожды его прочитав. Так что щипцы я бездумно озвучил, как фрагмент из учебного параграфа прочитал. Я, честно говоря, совсем не понял, что вы там и как сделали. Но выглядело, как волшебство.

- Так это ты от благоговения в обморок шлепнулся? Шучу-шучу. Нормальная реакция для здорового половозрелого мужика, впервые воочию причастившегося таинству рождения. Да ещё и отягощенного нежеланием духа протолкнуть тело в канал. Дух он, знаешь ли, тоже бывает и ленивый и трусливый. Как человек. Вечная коммунальная борьба, готовящих в одной кухне. Не обращай внимания, меня имя и фамилия обязывают говорить всякое. А женщины, интерн, они покрепче мужиков будут. Покрепче - и побесчувственнее. С одной стороны. С другой - фемины наделены такими способностями, такой чувствительностью, такими чувствами, таким надвосприятием, что нам, мужикам, и не снились. И не вымолить и не научиться. По факту рождения не дано - звон яиц Слово Божье заглушает децибелами. Так что ты там о своих мнемонических способностях говорил, шпион? А на слух как?

- На слух - хуже, но процентов на девяносто дословность гарантирована.

- Отлично! Пойдёшь ко мне в личные ординарцы, если ты, конечно, не против.

- Да как я могу быть против?! У нас почти все интерны мечтают с вами хотя бы пару раз в родзале или у операционного стола постоять. О вас легенды ходят.

- Да, я легендарная личность, скажу без ложной скромности. Только ты не радуйся преждевременно. Условия жестокие. Кроме дня, положенного вам деканатом и дежурств по вашему графику - ты приходишь в любое время суток, если я работаю. Так что, если есть жена и дети - семь раз подумай и один раз ответь.

- Нет жены. И детей нет. - Рассмеялся Женька.

- А кто есть? - прищурился Пётр Александрович.

- Да никого. Мама, бабушка и тётя Аня.

- А! - Заведующий физиологическим родильно-операционным блоком понимающе хмыкнул, - ну тогда тебе сам Бог велел тут торчать.

- Пётр Александрович.

- Ну?

- А я сам "щипцовый".

- Незаметно.

- Я хотел спросить. Ерунда, конечно. Таких совпадений не бывает, ну а вдруг?...

- В жизни ещё и не такие совпадения бывают. Не мямли. Чего спросить хотел.

- У нас в доме прямо легенда о том докторе, что маме Лене родить помог.

- Имя русское, отчество - не вспомнить, фамилия - жидовская, благообразный русоволосый мускулистый мужчина, бубнит - вроде не то заговаривает боль, не то гипнотизирует? - Усмехнулся Пётр.

- Откуда знаете?

- Привык. Роддом, год? - Женька назвал.

- Ну что ж, очень даже может быть. Сними колпак. - Молодой человек сдернул белую шапочку, Пётр Александрович пробежал пальцами по окружности Женькиной идеальной формы головы. - Чистая работа. Похоже, что я. Хотя не верь вот этим, - он помахал у Женькиного носа длинными чувствительными пальцами, - сказкам. Никто, пощупав башку, не может сказать спустя двадцать три года, мол, моя работа. Чушь всё это. Я на год и роддом ориентировался. Я тогда именно там и работал. В обсервации. Эту больницу ещё не построили. Всё остальное - фокусы для верующей в меня публики. Надо же легендарный имидж поддерживать. И не я заговариваю - анестезиолог обезболивает, а что бубню ритмично - так это я себя и пространство структурирую, не более. Щипцы же акушерские, Евгений Иванович, - это не тактильно. Щипцы - это ядерная физика. В том смысле, что пока законы Ома не выучишь, в высоких материях тебе делать нечего. Да и какие это, по большому счету, высокие материи - щипцы? Это самое обычное ремесло. Я раньше полостные накладывал, когда мин-, обл- и горздравы такой большой процент кесаревых не разрешали. Напишет врач женской консультации - "выключить потужной период", а как его выключить? Щипцами. А теперь - нет. Теперь - только выходные. Мы теперь из канала без надобности не вытягиваем. Мы каналы "вскрываем". Как трубопровод - газорезкой. Впрочем, неверная аналогия. Ты, как отличник, должен знать, что в нынешнем акушерстве плановое кесарево рекомендовано выполнять с началом родовой деятельности. А почему?

- Потому что биохимия организма приспосабливается с началом регулярной родовой деятельности к изменившимся условиям, свертывающая система крови меняется с началом схваток - и кровопотеря меньше и угроза кровотечения. Потому что.

- .Потому что толчки и канал раскрывается. - Продолжил Пётр Александрович.

- Ну да. Я же и говорю - схватки.

- Говори-говори. Правильно говоришь. И читай побольше. А меня не сильно слушай, особенно в ночное время. Такое, бывает, несу, самому потом стыдно. Да. - Пётр усмехнулся. - Ладно. Это всё беллетристика. В общем, я завтра - ответственный дежурный врач, так что с утра после пятиминутки можешь сгонять помыться и перекусить домой и милости прошу. Профессору и начмеду я сообщу, что ты поступаешь в моё безраздельное личное пользование.

- А тут можно помыться и перекусить? Я живу на другом конце города и.

-. И вообще туда не очень хочу. Понятно. Можно. Душ есть в каждом отделении. Санитарка гавкнет - сошлёшься на меня. Буфет - в главном корпусе. Если денег на сомнительной свежести и качества яства по завышенным ценам нет - манной и овсяной каши завались, молока и какао - хоть ванну принимай - буфетчицы домой собакам носят. Тоже на меня ссылаешься. Свободен, Евгений Иванович! - Они как раз дошли до кабинета Петра Александровича. - У меня тут незаконченное рандеву с юной нимфой, которая наверняка спит богатырским сном, пуская слюни, предварительно выхлебав опрометчиво не спрятанную мной бутылку представительского коньяка. Ей, что эфир, что портвейн - всё едино. - Вздохнул заведующий. - Вали учиться писать, Евгений Иванович. Ты всё равно ещё в старческих ветхозаветных страстях неймёшь ничего. Падай Игорю или Виталию Анатольевичам на хвост и слезно проси изображать под диктовку. Ещё Татьяна Сергеевна хорошо пишет, Светлана опять же Анатольевна и Оксана Владимировна. Познакомишься ещё. Начмед наша - маг и волшебник практически во всём, и это моя заслуга. Но не в писанине. И это, отчасти, моя вина. Ещё кто? Владимир Иванович - заведующий отделением патологии беременности. Хочешь увидеть анатомически гениальную операцию - к нему хоть из-за спины посмотреть просись. Правда, у него есть некоторые особенности, так что тебя он охотно и в ассистенты возьмёт. Тебе всё доложат и без меня. А вот Боня в поздняках и в написании историй родов и протоколов операций - ас. Виталик - на будущее - непревзойденный функциональный диагност. Увы, функциональный, а не физикальный. Во многих знаниях - многие шоры. Бери от каждого лучшее. Будешь старательным и упорным - дар воспринимать роды прямо - придёт. В сказках что надо сделать?

- Сказать волшебное слово? - улыбнулся Женька.

- Вроде того. Сперва, правда, три пары железных сапог сносить по мрачному зимнему лесу, полному чудовищ твоих страхов, в тулупе из крапивы, а потом уже - волшебное слово. А так всё верно.

- Спасибо, Пётр Александрович.

- Спасёт. Не сомневайся.

Женька потопал тёмными коридорами к грузовому лифту.

- Лифтёршу не тревожь. Она - тоже человек. Пусть спит. Пять этажей вниз - не развалишься. - Донесся из коридора приглушенный, но всё равно звучный баритон Петра Александровича.

Евгений Иванович открыл дверь и порысил вниз по лестнице. "Удивительный у него голос. Он владеет им не хуже, чем своими руками, эмоциями, мимикой. Невероятный человек этот Пётр Александрович Зильберман". Женька решил ничего не рассказывать маме. И не только потому, что живо представил кудахтанье своего немногочисленного, но голосистого курятника, а просто не хотелось делиться отчасти открытой при странном стечении обстоятельств тайной своего рождения ни с кем. "Пусть я так и не знаю, кто мой биологический отец - если ему не нужно, мне - тем более. Зато я теперь почти наверняка знаю, чьи руки меня приняли и чей голос я услышал, придя в этот мир. Не так уж мало, не правда ли?"

- Ну, интерн, могу сказать, что тебе повезло. - Сказал Виталий Анатольевич, сидящий за столом в родзале, как только Женька вошёл. - Во-первых, увидеть наложение акушерских щипцов на первом дежурстве, да ещё и в исполнении Петра Александровича, это джек-пот. Во-вторых, я так понимаю, старик Петруччио нас заметил? Это полное и окончательное очко. Но должен тебя предупредить, он своенравен. Что правда, никогда не кричит, в отличие...

- Виталик, ну ёб твою мать! Подвёл всех ты, а трахнут - меня! - В дверном проёме появилась могучая туша Игоря Анатольевича Бойцова, носящего "партийную" кличку "Боня" - заведующего отделением обсервации этого родильного дома, входящего в состав многопрофильной клинической больницы и сегодняшнего ответственного дежурного врача.

-.в отличие от Бони. Началось. - Дошептал себе под нос Виталий Анатольевич Некопаев - опытный акушер-гинеколог, руководящий Центром Экстренной и Неотложной Помощи беременным, роженицам и родильницам, недавно созданным на базе родильного дома, специалист ультразвуковой диагностики и просто хороший парень, принимавший роды у девочки Леночки по предварительной договоренности.

- Игорь, мы с тобой её совместно осматривали? Осматривали. Ты свою подпись под моей поставил? Поставил. В истории её родов есть подписанная у начмеда по акушерству и гинекологии бумаженция о том, что роды принимаю именно я? Есть. Какие проблемы? - Игорь, склонный к театральным эффектам, распаленный наличием нового юного зрителя в лице интерна, слегка сбавил тон.

- Ладно, чего сразу такой официоз? Я, в конце концов, тут тоже вам не фуфло, а ответственный дежурный врач. А не будь Пети в роддоме, кому бы эти щипцы пришлось накладывать? Мне. То-то. Так что последний раз все эти ваши "понаблюдаем" и все эти их, - он кивнул на каталку, где лежала Леночка, - "сама рожу!" Чуть что - сразу в операционную. На хер, на хер. Вы историю записали? Давайте подпишу.

- Не записали ещё. Пётр Александрович возжелали-с, чтобы их интерн проводили к месту е.

- Только боюсь Анечкино время "Ч" уже прошло. - Загоготал Игорь. - Так и будет наш Гумберт Гумбертович Зи-Зи ласкать свою нимфетку в её блаженном детски-алкоголическом беспамятстве. Чего, интерн, глаза таращишь? - Женька вовсе не таращил глаза, а скромно стоял у стеночки. - Это жизнь, парень, привыкай. Это тебе не по стеночке сползать при виде крови. Это - большая любовь на склоне дней. А там, как известно, все нежней, суеверней. Налить чернил и писать историю, короче. Виталик, я сейчас на часок отъеду, ты все равно уже домой не поедешь, я так понимаю?

- Да какой уже домой.

- А и правильно, зачем тебе домой? Деньги можно почтовым переводом послать. - Заржал Игорь.

- Ой, уж ты бы лучше, помолчала бы. - Пропел Виталий Анатольевич.

- Молчу-молчу. Подстрахуешь, короче. Допишите историю, я как раз приеду. Интерн, пиццу будешь?

- Буду, Игорь Анатольевич. - Улыбнулся Женька.

- Ну, вот и молодец. А то кривляются тут, "что вы - что вы". В коллектив надо вливаться, раз пришёл. А коллектив у нас сложный и неоднозначный. Скандальное бабьё, мужики-сплетники, скопище несчастных юродивых, злых шутов, добрых царей, незамужних похотливых принцесс и остервенелых климактерических королев. В страшное место ты, парень, попал. - Сказал совсем не страшный Боня. - Значит через час - три пиццы, три пива и три бабы. Шутка. До скорой встречи в буфете.

- Да лучше ко мне, в Центр, пойдём. Там места больше, тише и курить можно.

- Нет, в моём буфете. Потом покурите.

Игорь Бойцов вразвалочку вышел из обсервационного родзала.

- Игорь, классный мужик, хотя сволочь редкостная. - Тут же сказал Виталий Анатольевич Женьке, подтвердив озвученный Бойцовым факт наличия в коллективе мужиков-сплетников. - От него жена ушла недавно, потому что сложная семейная история, сериалы отдыхают, да и характер тот ещё. Теперь он к ней по ночам катается, всё хочет любовника застать. А ещё он импотент.

- А вы откуда знаете, что он импотент? - Честно глядя в глаза старшему товарищу, спросил Женька.

- Так. За работу! Бери историю и ручку. Сериал "Менты" смотришь? Там сценка есть - стажер приходит и его спрашивают: "Знаешь, какое главное оружие мента?", "Пистолет?" "Ручка!" Вот и у врача главное оружие не скальпель. И не щипцы. И даже не клизма. А ручка. Потому что историю мы пишем не для себя, а для.

- . прокурора.

- Точно! История - документ не исторический и даже не сатирический, а - dura lex sed lex - юридический! Рыба!!!

- Что, Виталий Анатольевич? - Полная пожилая акушерка с неожиданной прытью выскочила из родзала, где персонал под её командованием гремел металлом и елозил тряпками с дезрастворами.

- Да не прыгай ты так, не бабки ещё. Муж только через пару часов подъедет. Ты журнал родов записала?

- Да, Виталий Анатольевич.

- Надеюсь, Петра Александровича записала?

- Естественно! - Слегка высокомерно хмыкнула Рыба. И, не удержавшись, добавила. - Не вас же, вас я в ассистенты записала. У вас сегодня больше никто не рожает? А то закон парных случаев, знаете ли... - И царственно отправилась в родзал.

- Вот же ж старая задница. - Скорее восхищенно, нежели зло сказал Виталий Анатольевич интерну. - Ты вот, что запомни. Тут - в обсервации - есть три акушерки, на которых надо смотреть, благоговея и просить, просить, просить, чтобы учили. Во-первых, даже не Рыба, а Лось. Чего улыбаешься?

- Зоопарк какой-то.

- Сам ты зоопарк. Ты главное это им не скажи, а то все - остракизм на веки вечные. Потому что командует в родзале тут не сам заведующий. И даже не начмед. А та самая Лось. И это, в отличие от Рыбы, не кличка, а фамилия. Люда Лось - старшая акушерка обсервационного отделения. Для тебя - Людмила Николаевна. Назовешь без отчества - тебе пиздец. Сумеешь понравиться - считай, уже кофе здесь, прямо в родзале, за столом пьешь, хотя нельзя. Не приглянешься - всё. Вход закрыт. Изведёт придирками от мазков из носа до бахил по колено и масок по грудь. Тут своя субординация, понимаешь? Людкина любимая фраза: "Ты хоть и врач, но интерн. А я, хоть и акушерка, но старшая!"

- А если наоборот?

- В смысле?

- "Вы хоть и старшая, но акушерка. А я, хоть и интерн, но врач!"

- Можешь попробовать. Но тогда всю интернатуру, по крайней мере тут, в обсервации, ты просидишь, не высовывая носа из ординаторской. Гонор хорош, когда чем-то подкреплён, а размахивать дипломами тут не принято. Тут свой кодекс чести и бесчестья. Субординация по ранжиру знаний и умений, а ты пока никто и имя тебе - никак, уважаемый Евгений Иванович. Это только дураки считают, что их по факту наличия статуса врача все уважать должны, а они никому ничего не должны, кроме как, задрав нос, рассекать пространство.

- Понял, не дурак. - Искренне сказал Женька.

- Так вот, Люда Лось, Светлана Ивановна Рыбальченко, - Виталик мотнул головой в сторону родзала и Анжела Джуринская. Людка и Анжелка молодые, но они Рыбины ученицы, на голову её превзошедшие. Наверху - в физиологии у Петра - Семёновна. И, пожалуй, всё. Остальные - ни шатко, ни валко в пределах допустимой жопорукости. С начмедом нашей знаком уже?

- Да, один раз собирала всех интернов.

- И что? - Усмехнувшись, поинтересовался Виталий Анатольевич.

- Вначале всё тихо-мирно, санэпидрежим, то сё, а потом как распалилась, и орала целый час, мол, никому мы здесь не нужны, развелось тут "позвоночных" и блатных, куда столько акушеров-гинекологов девать и вообще.

- О, да. Наша Елена Николаевна это любит. К тому же она права, не так ли?

- Не знаю. Вам виднее. - Благоразумно и доброжелательно ответил в меру хитрый Женька.

- Ты лучше сразу скажи, чей родственник.

- Сразу говорю: я сын мамы Лены, бабушкин внук и вовсе не племянник тёти Ани, хотя, признаться честно, именно последняя устроила мне и саму специализацию и распределение на эту клиническую базу.

- Остряк. Я смотрю, ты сообразительный. Толк будет. Ну, писатели юные - головы чугунные, берём ручку в правую руку.

- В левую.

- В акушерстве, Евгений Иванович, нет правшей и левшей. В акушерстве все поголовные амбидекстры. Так что берём ручку в свободную руку, открываем историю родов и пишем. Я говорю - ты быстро, по возможности разборчиво, строчишь и запоминаешь. Потому что, работая с Петей, диктовки тебе не дождаться.

- Я постараюсь запомнить, Виталий Анатольевич. - Женька улыбнулся, открыл худенький кондуит формата А4, состоявший из бумажно-газетного титула с заполненными акушеркой приёмного покоя шаблонными графами, первичного осмотра, записанного рукой дежурного доктора и предусмотрительно вклеенных чистых белых листов.

- О, девки молодцы! А на будущее - это твоя забота. И новомодные, набранные на компе трафаретики для вписывания, наша начмед не очень жалует. Это так, для справки. Потому что Петру будет все равно, что, как и где ты пишешь - хоть на стене больничного гаража. И, что самое интересное, будь в моей или Бониной или чьей-то ещё истории записано что-то не так интерном - будут иметь нас. Будь что-то не так записано в историях Зильбермана - выебут тебя. У них с начмедом любовь. Была. И осталась. Поехали.

В течение часа Евгений Иванович добросовестно записывал под диктовку. Реальная писанина истории родов совсем не походила на то, чему учили на четвертом, на пятом и даже на шестом курсах. Зачем эти бесконечные: "Общее состояние удовлетворительное. Пульс 72', ритмичный, удовлетворительного наполнения и напряжения. ЧДД - 16'. Предъявляет на схваткообразные боли внизу живота по столько-то секунд с интервалом в столько-то минут. Сердцебиение плода ритмичное до 140'. Во время схватки - до 160'. После схватки восстанавливается. Из родовых путей подтекают светлые околоплодные воды. С целью уточнения акушерской ситуации выполнено внутреннее акушерское исследование. Протокол: после обработки наружных половых органов 2% раствором хлоргексидина." О-о-о!!! Каждое биение, каждое внедрение иглы или рук запротоколировано, подписано, чтобы спустя время всё повторить сначала. До излития вод - каждые два часа. После излития - каждый час. С началом потуг - каждые десять - пятнадцать минут. После рождения - летопись замеров, взвешиваний и заполнение своей части неонатологической истории. Все подробности, происходящие в святая святых материализованных корпускулярно-сосудистых, синюшно-налитых самых-самых женских чар, в обычное время приносящих лишь наслаждение. Как деловито они суют туда и железо и пальцы, как будто это студенческий обрубленный фантом или туша на рынке. Немудрено стать импотентом. С другой стороны - восприми это, как живого стонущего человека, которому больно, дай волю жалости - и ты бессилен. Тебя смоет цунами бессмысленных чувств, не дав дойти, доделать, помочь. После написания протокола наложения акушерских щипцов Женька отпросился на перекур. Руку чуть не сводило в писчем спазме. Слишком восприимчивый мозг выворачивало мыслями.

- Ну, пойдём вместе. - Безо всякого кастового снобизма сказал Виталий Анатольевич. - Вообще-то курение на территории родильного дома, а также больницы строго запрещено. Поэтому обычно курят или в подвале или на пятом этаже в окошко на лестнице. Но поскольку ночь и тишина, пошли курить в приём. За ширмой спит санитарка, если хочешь рискнуть здоровьем - буди. При мне, конечно, она тебе ничего не скажет, а вот будь ты один. Впрочем, не будем тревожить богатырский сон бабы Маши, а тихонько сами откроем замок. - Проводил он "инструктаж" по дороге. Не дергай людей без нужды и тогда они вовремя придут, когда действительно надо. Хотя вот Бойцов дергает кого и когда угодно по любому личному поводу, а они от него только тащатся. Аура личности, понимаешь. Баба Маша и на Зильбермана залает только так, а как Боню увидит - млеет и тает. Потому что Боня - самец, несмотря на ушедшую жену и мужскую несостоятельность. А Петя, хоть и мужик всё ещё с женой и любовницей - апостол, в которого камень не кинуть - грех. Не канонизируют потому что иначе. Игоря плебс обожает, а Петра - избранные, беременные и юродивые. Такие, Евгений Иванович, у них архетипы.

- Что-то все как-то просто и однозначно у вас, Виталий Анатольевич.

- А в жизни вообще всё просто, интерн. Во всяком случае, в моей. - Вздохнул Виталик слишком тяжко, нежели того требовал обычный трёп.

Они спустились на ступеньки приёмного покоя и закурили. Первая Женькина затяжка после многочасового перерыва была очень освежающей. Плавные движения охлаждали руку. Мерные вдохи структурировали мысли. Некоторое время они просто глотали дым со свежим ночным воздухом, отличным от дневного, как отлична белая мутно-кристаллическая кисея от матовости нежнейшего синего шелка.

***

- Шёлк или кисея?... Виталик!

- Что?

- Шёлк или кисея?

- Милая, мне абсолютно всё равно.

- Мне иногда кажется, что ты просто не помнишь, как меня зовут.

- Что ж, ты не так уж далека от истины, любимая. Зайчик. Котик. Рыбка. Медсестричка. - Пробурчал себе под нос будущий молодожён. На его счастье он не был услышан, потому что в комнату внеслась без пяти дней тёща, уже ощущавшая себя полновластной хозяйкой в двухкомнатной квартирке этого добротного, построенного военнопленными немцами, дома на не самой далёкой окраине столицы. Толстые кирпичные стены, окна выходят в тихий двор. Досталась Виталику от одинокой тётки. Вернее - бабушки. Точнее - родной сестры его бабушки. "Как они там правильно называются, такие родственники?" - мучил его в данный конкретный момент не самый, скажем прямо, насущный вопрос...