Эльвира Галкина
Родина там, где прошло твое детство.
"Слишком часто взрослые, имея дело с детьми, не помнят
самих себя маленькими, и потому слишком часто детская душа
для них - потемки, еще более сокровенные и загадочные,
чем всякая иная чужая душа"
Лев Шейнис
"Первые повествования человека о самом себе и о своем детстве появились еще в эпоху древних цивилизаций", - прочитала я в каком-то журнале. Конечно, детство неразрывно с юностью и зрелостью, открывает дверь в жизнь с первыми удачами и промахами, ушибами и слезами, оставляя память на долгие годы до глубокой старости. Именно этому периоду жизни уделялось и продолжает уделяться много времени в разные эпохи, в разных странах.
Ребенок - чистый листок, как белый выпавший снег, на котором появляются следы, оставленные нами, взрослыми. Детство приходит в нашу память не только какими - то эпизодами, но и запахами, цветами, и даже календарными днями. В воскресенье мне уделялось много внимания со стороны братьев и сестер моего отца, баловали меня, по очереди водили гулять, покупали мороженое, другие сладости, качали на каруселях. Хорошо помню, как Саша - самая младшая в семье, танцевала "твист" под знаменитую в то время песню "Где то на белом свете." из кинофильма "Кавказкая пленница", да и очень похожа она была на главную героиню Наталью Варлей - прическа, глаза, и даже фигура.
Известно, что счастливые воспоминания, яркие и радостные образы детства помогают нам, взрослым, окунуться в этот источник, вычерпывать огромные душевные ресурсы и получать энергетическую зарядку или расслабление в оазисе тишины и покоя. Вот, листая журнал со снимками, рассматриваю фото родителей - совсем молодые! Отец - такой импозантный мужчина со светловолосой шевелюрой, производящий впечатление на женщин, мама - симпатичная курносая брюнетка с зачесанными вверх и аккуратно уложенными волосами.
Вот фото запечатлело маленькую девочку, с огромными глазами. Казалось, она слишком маленькая для своих глаз, но пройдет время, удлинится лицо, и глаза примут тот размер, который должен быть, брови уже тогда имели форму домика как у отца. Это я. Посмотрите на мое фото, и вы согласитесь со мной в правдивости его описания.
Отец и его сестра Нина были совсем малыми, когда началась война. Псковская земля была оккупирована врагом в самом начале войны. 6 июля фашисты заняли город Остров, 9 июля захватили Псков, а 20 июля ворвались в г. Великие Луки, совсем недалеко от поселка Дедовичи. Более двух с половиной лет в лесах Псковщины горели партизанские костры, много часов не затихала всенародная борьба с врагом. Гремели взрывы, летели под откос вражеские эшелоны. В своих планах гитлеровское командование отводило Пскову особое место. Его называли "ключом к парадным дверям Ленинграда". Кроме того, Псков открывал дорогу в Прибалтику, что имела для фашистской Германии большое стратегическое значение. В поселке Дедовичи много улиц, которые носят имена героев-дедовичан. Именно в то страшное время, когда вокруг стояли немецкие подразделения, взрывы бомб, скрежет танков помнило маленькое сердечко, когда никого не было рядом ни мамы, ни отца, ни сестренки.
- Как тебя зовут? - услышал он, оказавшись в спокойном теплом месте, где ему подали горячую вареную картошку, изголодавшись на столько, что дети войны ели прогнившую морковь, старые вареные ремни, древесные опилки, картошка казалось вкуснее любого мороженого. Кстати, ненависть к такому овощу как морковь, у отца осталась на всю жизнь, и даже передалось мне. Не люблю морковь, но заставляю себя есть, потому что в нем много каротина, необходимый для организма.
- Как тебя зовут? - возвращаюсь я в далекое детство отца.
- Абрам, - ответил мальчик.
- Как твоя фамилия?
- Не знаю.
- Чей ты? - присев и заглянув в лицо, спросила женщина в темном бушлате,
- Я папин и мамин, - ответил ребенок.
- Как зовут твоего папу? - терпеливо продолжала женщина, подкладывая ему еще одну картошину.
- Папу зовут Вася, - жуя, ответил мальчик, которому едва исполнилось три.
- Так и запишем - "Васильев Абрам", - облегченно вздохнула женщина, что-то записывая в тетрадь.
"Если взрослый человек формируется людьми, обществом, считается, что ребенок формируется Богом. Благодаря своей невинности и чистоте, дети стоят ближе к Богу, чем взрослые люди. Поэтому великая тайна детства заключается не в том, что наши дети должны узнать от нас многое, а в том, что мы должны узнать от них". Отец, рассказывал свою историю, даже может, больше не по своим воспоминаниям, а по рассказам матери: при крещении в церкви его назвали именем святого. Было несколько имён в этот день, но мать выбрала именно это имя.
- Очень важное и почетное имя, - напоминала она ему, перекрестив, продолжала, - Будь достоин его.
Пока мать Устинья искала сына по соседям и огородам, под подолом сарафана успела спрятать от взглядов фашистов двух малолетних пацанов. Что могло стать с этими детьми? Известное дело - или пуля настигла, или увезли бы в Германию. Только через три года в одном детдоме дед Семен, (отец матери) нашел своего внука, носившего уже чужую фамилию, забрал его обратно домой. Не вернулся с войны отец, как и многие ушедшие в те года. Мать немного спустя, еще раз вышла замуж поменяла фамилию Иванова на Михайлову, вот тут и появились у Абрама младшие братья и сестра. Семья состояла из трех фамилий: Абрам Васильев, Нина Иванова, остальные - Михайловы.
Известно, что дети в значительной мере являются отражением нас самих, того, как мы сами видим себя, если перефразировать - "Образ детства выполняет функцию зеркала по отношению к взрослому человеку". Так или иначе, дети - продолжение нас самих, нельзя не любить своего дитя, если вы видите в нем какие-то негативные черты, не спешите делать выводы, не отмахивайтесь и не ругайтесь, это - ваше отражение в нем. Как можно не любить себя? Вспомните одну из наиважнейших заповедей Христа: "Возлюбите ближнего как самого себя"! Если ты не научен любить себя, что можно говорить о других, близких людях, рядом живущих с тобой? Нельзя замазать краску на стене один раз, предыдущая все равно выступит из под нее. Так же с генами, как бы ты не отворачивал свое лицо от черт характера, которые выразились у твоего дитя, они выступят вновь, так не проще ли полюбить то, что уже повторилось дважды?!
Не скажу, что я очень копирую своего отца, но то, что какие-то черты его наследовала - отрицать не буду - хорошие или плохие гены, смысл сейчас в этом ковыряться? Он - мой отец, я люблю его, и уже за то, что такое тяжелое детство выпало на его маленькие плечи, я просто преклоняю колени пред ним.
Мама моя - это вообще отдельная история. Как и отец, она росла старшей в семье, а значит, была помощницей, кормилицей. Какое-то там образование, когда вокруг еще 7 малышей?! Не закончив школу, сразу же на работу - чтобы хоть как-то помочь родителям. Всегда выпадает огромная доля на старших! Что делать - такова жизнь! Нам ли спорить с ней?
Были рождены два человечка в одно тяжелое для семей и всей отчизны время - 1941 год, но спустя двадцать с небольшим, они встретились. Значит это и есть судьба!
Как же они встретились? - спросите вы? Она жила на севере, он - в Псковской губернии. Терпение, только терпение. Правильный путь - путь, приводящий тебя к цели. Какая была цель в те далеки 60 -ые? У страны - путь к коммунизму, у тружеников артели "Тундра", в котором работала моя мама, - вступить в социалистическое соревнование за достойную встречу 22 съезда Компартии, где приняли обязательство досрочно выполнить план третьего года семилетки, у простых людей - путь к счастливой и размеренной семейной жизни, несомненно, параллельный с провозглашенными идеалами!
Мама работала в то время то полеводом, то птичницей. А в середине октября молодые колхозницы были посланы выполнять обязательство по сбору ягеля для подкормки оленей, этим же ягелем подкармливали коров и овец, отпаривали его в большом котле, прежде чем дать животным.
Северной природе не свойственны яркие цвета и резкие линии, очертания сопок, скрытых под синевой облаков, мягко вписывались в кроны деревьев, среди которых уже местами лежал снег, поблескивая внутри еще не увядшей зелени. Осенью пастухи использовали, богатые растительными дарами, пастбища для нагула оленей, когда разнообразный корм и спокойный полувольный выпас благоприятствует их быстрому росту. В феврале - марте оленей подкармливают солью, так как ягель зимой беден минералами. Этот лишайник растет очень медленно, увеличиваясь лишь на несколько миллиметров в год, быстро деградирует вследствие перевыпаса, загрязнения среды, сбора ягеля и лесных пожаров, на восстановление этого растения требуется от 10 до 15 лет. Саамы не случайно кочевали со своими стадами по всей территории полуострова, потому что пастбище нельзя использовать несколько лет подряд. Так вот бригада оленеводческого колхоза "Тундра" по сбору ягеля, состояла из совсем юных девчонок 5 - 6 человек. Остановку на ночь сделали неподалеку от воинской части, у дороги поставили одну куваксу для девушек, другую - для мужчин, помогавшим им. В это время Абрам, проходивший воинскую службу в "Царь городке", занимался спортом. Бег трусцой очень бодрил и мысли о наскучившем времени, воспоминания о доме, отодвигались на задний план. Как вдруг заметил какие-то палатки - не палатки, натянутые материи, а из них выбегают девчата с ведрами за водой и обратно. Интересно стало солдату - чем же занимаются люди в лесу? Видел - дерут ягель. "Зачем?" - сам себе задавал вопрос.
После трудового дня у костра, девчата пекли картошку, ели ее вместе только что собранной брусникой, что придавало скромному блюду пикантный вкус. За ужином велись самые различные разговоры, плавно перетекшие в страшные истории, когда-то услышанные одной из них. Издали виднелись пламя огня, выходящий из него дым, а из куваксы слышны то хихиканье, то оканье, переходящий в дикий хохот.
Обежав уже не один круг, Абрам решил притаиться и послушать, о чем же ведется повествование внутри, понял, что девушки рассказывают о каких-то страшилках.
"Почему не подыграть им?" - подумал он, подкравшись, еще ближе, зарычал так, что девчата завизжали, разбежались в разные стороны. Так Галина ( моя мама), испугавшись на столько, что выпрыгнула босиком, побежала по темному лесу, а вокруг - ни души. Очнулась уже в больнице, где и узнала, что солдат, который напугал ее, сам же и отправился на поиски, нашел ее замерзающую на снегу, взяв на руки как маленькую девочку, весом она была где-то 40 кг., и отнес ее в больницу. Вот это знакомство! Вот это экстрим! Но потом, конечно же, она поступила как настоящая женщина, помня обиду, нанесла ответный удар. Отец, закончив службу, вернулся на Псковщину, писал ей длинные письма, в которых она находила множество ошибок, исправляла их красной ручкой, ставя ему школьную отметку "2" или "1", отправляла письмо обратно. Вот это поступок! Видимо именно этим и "зацепила" отца!
Снова вернулся Абрам на дальний север, забравший три года из его жизни, но на этот раз для того, чтобы жениться. Не думал, что такая скудная природа и постоянный холод надолго задержит его здесь.
Сидит в окружении большой семьи Даниловых, на столе в одной посуде лежит гора оленьего мяса, на дугой - нарезанные кусочками просоленная белая рыба, все с удовольствием, приступили к трапезе. Только Абрама воротит от еды, попробовав кусок рыбы, организм сделал позыв обратно, и пока никто не видит, аккуратно вытащил из-за рта кусок, и выбросил под стол, где собака, мирно лежавшая между ног, вмиг проглотила упавшее на голову лакомство. (Уже позже, прожив на севере не один десяток лет и пристрастившись к вкусу сырой просоленной рыбы, со смехом будет вспоминать свои первые впечатления о ней.) Маленькие братья и сестренки Галины с интересом рассматривали большого русского, тыча на него своими пальцами, младший залез к нему на колени, гладя Абрама по голове, шепелявил: "Рушшла".
Апполинария Дмитриевна, мама Галины, качавшая в люльке недавно родившего ребенка, что-то громко говорила своей дочери, судя по ее тону это были слова возмущения. Мать долго была против этого брака, понимая, что их помощница скоро покинет отчий дом. Несколько дней, ходя по комнате от печки до окна, потом к ребенку, ворчала на старшую дочь: - Что это еще выдумали, чтобы за пришлого выходить, за рушшлу? Вдруг он тебя увезет отсюда? Нет, не бывать этому, не дам свое благословенье! Отец же Галины - Герасим Андреевич, высокий статный мужчина, с черной повязкой на глазу, получивший ранение в ВОВ, пытаясь утихомирить свою жену, говорил:
- Хватит беспокоится, молоко пропадет! Там тоже люди живут, я же служил на Псковщине, знаю!
Можно много и долго рассуждать об их молодости, но, в конце концов, на свет появилась я. Тоже старшая в семье, как мать и отец и в этом есть свои прелести! Дед Ярсэм очень любил мою маму, как же - первенцу всегда достается любовь и почет, его любовь передалась и мне, как старшей внучке. Хотя, по саамским понятиям, наследство, любовь и уважение всегда передавалось младшему сыну или дочери в семье. Видимо у нас это являлось исключением, тем более младшие были еще совсем маленькими, а дочь давно завоевала любовь, может еще и потому, что сильно напоминало ему свою мать Данилову Прасковью Семеновну, в девичестве носившую фамилию Галкина.
Поженились родители в Ловозере, здесь же через девять месяцев 4 декабря родилась первая дочь и первая внучка, а уже через год молодая семья Васильевых отправилась на родину Абрама. Мать его радостно встретила невестку и внучку, несколько раз повторяла странное для тех мест имя ребенка:
- Ельвира! Еля, еля, посмотри ка на свою бабушку! Еля, иди исти!
Жизнь такая штука не простая со своими поворотами и изгибами, с характерами и поступками. Исполнилось мне 4 года, эта та девочка, которую я описывала вам с фотографии. Приехала мамина сестра в п. Дедовичи Псковской области. Помню, как стоит автомобиль, как мама собирает чемоданы, оставляет все мои куклы, стульчики, столики, кроватки, беря меня за руку, выводит во двор. Я рвусь назад, мне жалко моего детского хозяйства, а на улице на коленях стоит такой грустный отец, протягивает мне свои руки. Я плачу, хочу кинуться в его объятья, пытаюсь сделать несколько шагов, но понимаю, что нельзя, заставляю себя повернуться обратно к маме, которая уже держит в руках моего маленького братика и усаживается в машину. Слезы льются по детским щечкам, вижу через стекло машины лицо отца и уже опущенные плетью руки.
Развод и разлука одних из родителей для ребенка надолго остается огромной душевной травмой, которая напоминает о себе почти все время. Не помню, когда я дала себе такой зарок - никогда не доводить свою семью до развода, никогда не травмировать своих детей этим ужасным обстоятельством!
Помню, как мы ехали в поезде, и мне было очень интересно смотреть на новых людей в других купе. Ходит девочка по вагону, общается с пассажирами, рассказывает: куда и зачем они едут с мамой, о том, что папа много пил водку. Послушают пассажиры рассказ маленького ребенка, сжалятся, надают всякой всячины, пришла она в свое купе, с полной охапкой продуктов. Мать, грудью кормящая Виталика, всполошилась, дернула дочь за руку, и даже отшлепала. Но что бы вы думали? Люди сами стали приходить к нам в купе, чтобы принять участие в нашей судьбе. Вот тогда еще мама прозвала меня выдумщицей и фантазеркой.
Представьте, приезжаем мы на север, выходим на станции Оленья, нынче город Оленегорск, на которой стоит памятник важенке и олененку, так малолетняя дочь вдруг вспомнив бабушкин огород на Псковщине закричала, " Казлятка! Казлятку хочу!"
Вот с этой историей возвращается мама в родные края, с пятилетним опытом замужества и с дочерью - попрошайкой.
Как вы помните, что у мамы тоже было много младших братьев и сестер, причем последние были почти ровесниками своей племяннице, то есть мне. Представляете, как они встретили свою старшую сестру с ребенком?! Андрюше было 6 лет, Валентине - 8 лет, Геннадию - 12. Старший носился со мной как мог - и на лошадке, качал меня на качели, все сладости - все для меня! Что же творилось в сердце у Валентины, когда до этого времени она была младшей дочерью в семействе. А тут появилась какая-то Эля, которая забирала все внимание к себе! Да ревность бурлила рекой! Вот на этом моя "сладкая" жизни закончилась. Валентина и давала жару мне, то подковырками, обидными словами, иногда применяя физическое воздействие. Короче, находила время и фантазию на все, чтобы за собой оставить первенство быть любимицей, а непрошенной показать "кузькину мать" и свое место в этом доме.
Самое удивительное в приезде на родину было то, что все говорили на непонятном мне тогда языке, и даже мама понимала их! Я ревностно дергала ее за подол платья и спрашивала: "Мама, что это вы там с бабушкой говорите "порэдака вулкатогэ?"
Детское мышление перестраивалось на все 180 градусов. Вот он мой дом, моя родня, мой язык. Мне было комфортно среди всех этих людей, с новыми бабушкой и дедушкой. Я уже была частью их жизни, подпирающая щеки, лежала животом на оленьей шкуре, раскачивающая в разные стороны ногами, и внимательно слушала дедушкины байки, которые он обычно рассказывал перед сном своим детям. И другого детства я уже не знала.
Дед Ярсэм навсегда остался в моем сердце постоянным позитивом, идущим вперед, невзирая на преграды! Его лозунг - "не отчаиваться и не сдаваться!", по истине, хороший двигатель для развития, а постоянные шутки и прибаутки всегда поднимали настроение окружающим. Вспоминая это время, я понимаю, что дед продолжал по возможности, уделять мне свое внимание, он как бы заменил мне отца, которое так не хватало маленькому человечку своим присутствием, умением чинить все, что ломалось, держать твердую осанку в раскачивающей лодке и проверять рыболовную сеть, тихо что-то напевая или бормоча.
Огромный мир звуков открывался передо мной, посещало ощущение радости при виде вздымании пены волн, и музыки воды, гоготание гусей и крика сидящих чаек на камнях, шелеста травы и шлепка приземляющих на воду уток. Особенно удивляли кулики - северные петушки называл их дед, с пестрыми шапочками и хохолками на голове. Посвистывая, быстро бегали около ручья, подсовывая вниз клюв, либо переворачивает камни, доставали шитиков - насекомых, обернутых в каменно-песочные мешочки. Или когда они, чего-то не поделив, начинали свои "кровавые" бои за первенство в стае!
Иногда вдруг меня обступала тишина, лежа в траве, созерцала небесную ввысь до мельчайших подробностей - полет чаек, причудливые формы облаков, в которых я видела то рыцарей в доспехах, то улыбку матери, умиротворение приходило в мое сердце, так, что под дуновение легкого ветерка, засыпала. Но возвращаясь в реальность от надоедливых и противного писка комаров, который превращался в нестерпимый гул, вскакивала и бежала к специально разведенному тлеющему костру, "работающего" отпугивающим средством для них. За полоской дыма мирно сидела бабушка в цветастом сарафане, с поблекшими на нем цветами, подол которого был измазан сажей. Затянув мелодию, повествующей о жизни своей семьи, включая историю всего рода, отложив прялку и приготовив нитки, бралась за носки из толстой овечьей пряжи для своих детей и внучки, которые уже вовсю поедают к "кульлим" - уху, а на тарелке каждого лежит по большому сигу. Дети с удовольствием обгладывают кости, хребет, обсасывают рыбные плавнички, а Валентина к тому же еще съедает сам хребет, по окончании пира облизывая пальцы. Бабушка не против того, что они едят, прекрасно понимая, что все это является необходимым для детского организма. Дед, взяв масло из природного холодильника, выкопанного в земле и накрытого досками, положил его на стол. От того, что лето выпало очень жарким, масло все - таки немного попахивало, но совсем не портило аппетит, ребята мазали его на галеты, бесконечно радуясь, что могут пить не просто чай, а чай с галетами.
Когда выпадает хорошая погода, все семейство Даниловых обедают на улице, возле костра. Столом служит большая круглая будка, что смастерил сам дед из какого-то огромного ненужного колеса, на котором все время стояли ведра с чистой водой, накрытые дощечкой, чтобы всякая рода пыль или грязь ветром не попадали в них. Кто не помещался за этот стол, мог сидеть на траве, и уже ему столом служила маленькая табуретка с короткими ножками, где обычно любила вязать бабушка.
Пока я смотрела по сторонам, с моей тарелки пропала голова сига, считавшая у нас лакомством и деликатесом. "В большой семье варежкой не щелкают", - услышала я. Из ребят уже кто-то обсосал эту голову, а кости выкинул коту в миску.
Резко поднявшись, так что табурет упал на землю, дала понять всем, что я рассердилась, побежала в лес, залез на самую длинную сосну, улеглась на крепкой ветке. Пока размышляла о том, почему нужно всегда вредничать и неужели нельзя жить мирно, заметила на стволе застывший кусок смолы, напомнивший слезу дерева. Отодрав кусочек, засунула в рот и начала жевать, совсем не понимая, что это полезно для зубов, просто так делали старшие.
Слезла с дерева, пока никто не видит, оттолкнула лодку в воду, догребая до середины губы, остановилась и свесила голову вниз. Необычное затишье и отблеск света отгонял ненужные думы, всматриваясь вглубь воды, как будто смотришь в бездну, у которой нет ни начало, ни конца, ощущаешь бесконечность. Так могла сидеть часами с отсутствием чувств и мыслей, погружаясь в пустоту.
Отношение ко мне моих маленьких тети и дядей сыграли свою роль, я полюбила одиночество, где я могла созерцать первозданную красоту в ожидании чуда, где рождалась музыка из детских переживаний и мажорных нот окружающего мира.
Говорят, если возникает чувство одиночества, то жизнь начинает угасать. Позвольте не согласиться - о каком угасании может быть речь, когда только формируется характер? Согласна - одиночество может заполнить только любовь, и эту любовь я видела в волнах озера, изгибах берега, в шуме бурлящего ручья и в лохматых ветвях ели. Это ли не чудо и не любовь?
Известно, что у ребенка нет образа детства, он появляется лишь тогда, когда человек покидает детский период жизни. Мои образы были описаны выше - это берег детства, сказки деда, пение бабушки.
Можно ли назвать счастливым человека, которому не на что опереться при обращении к своему прошлому, которого не подпитывают детские воспоминания? Детство для каждого человека имеет индивидуальное измерение. Когда-то я давала интервью для Мурманского телевидения, стоя на берегу реки моего детства, где росли кусты моей смородины, стояла моя качель, а тропинка вверх вела к моему потайному месту, помню возмущение некоторых людей, которые, так же как и я проводили детские годы на "Мотке", и на берегу озера "Сейдозеро". Им казалось, что я проникла, бес спросу в их воспоминания и присваиваю к себе их потайные детски места! Конечно, берег был общим, и мы все примерно в одно время бегали по нему. Но внутри все мое эгоистическое "я", бунтует и отстаивает свою точку зрения - мои бабушка и дедушка жили в деревянном домике на берегу озера Ловозеро, значит - это все принадлежит мне! Тем более что воспоминания никто и никогда не сможет присвоить или уничтожить, они будут жить во мне, пока стучит мое сердце, и в моих рассказах, когда мои сыновья будут прочитывать их своим детям!
Вы можете опротестовать важность этого рассказа и моих воспоминаний, мотивируя тем, что ваше детство прошло не хуже. Однако, я смею их оспорить! Если есть, что поведать - вперед - дерзай, пиши свои воспоминания! Что же мешает? Недостаток времени или отсутствие литературного слога? Не ошибается тот, кто ничего не делает. Я же не боюсь делать ошибки, принимать решения только потому, что меня кто-то осудит! На то и дано человеку мышление и право иметь свое мнение и выражать его. Я выражаю свой внутренний мир через бумагу, строчки ложатся друг за другом, буквы выпирают то влево, то вправо, а душа просит и даже требует не останавливаться, иначе я изменю ей, а значит - себе!
25. - 29 . 06. 09.
четверг, 20 августа 2009 г.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий