Немного про бабушку

Я люблю сидеть и говорить с бабушкой, а ей приятно внимание, и она в который раз охотно повторяет рассказы о своей действительно нелёгкой жизни, например, про операцию на сердце, которую она перенесла в 38 лет.

У бабушки был тяжёлый стеноз митрального клапана - вместо положенных трех сантиметров отверстие стало не больше половины сантиметра, и по утверждению оперировавших врачей, жизни ей оставалось до первого сердечного приступа.

-Открываю глаза, а врач меня и спрашивает:

- Как Вас зовут?

Я ответила.

- А отчество какое? Когда родились?

Ответила и говорю ему:

- Вы меня про имя и рождение не спрашивайте, я всё помню (а у меня же в изголовье кровати табличка висела, где было написано ФИО и дата рождения). - Вы мне лучше скажите, чью мне кровь вливали!

- А зачем вам это? - удивляется врач.

-Как зачем? А если вливали кровь негра, родится потом у меня чёрный ребёнок, как я потом перед мужем оправдаюсь?

-Ну и юмористка! - качает головой врач. - А ведь вы нам дали жару, мы уже и не думали, что вы придёте в себя.

Дело в том, что во время операции у бабушки наступила клиническая смерть - остановка сердца при продолжавшем работать мозге, которая продолжалась то ли 5, то 7 минут, сейчас бабушка и не помнит. Считается, что при клинической смерти более трёх минут наступает гипоксия мозга, и там развиваются необратимые изменения, например, потеря памяти. Человек забывает самые простые и очевидные вещи, вроде тех же имени и даты рождения, поэтому и стал врач ей вопросы задавать. А память и правда пострадала, хотя и не так сильно, как могла бы, но бабушка забыла кое-что, например, что она крёстная мать младшего сына своей любимой тульской подруги Александры Яковлевны, которую всегда называла сестрой.

А потом были 16 дней в реанимации между жизнью и смертью, дней, когда сердце никак не могло прийти в себя и бабушку держали на чистом кислороде. Я сомневалась в том, действительно ли это бы чистый кислород - он же должен был сжечь всю слизистую.

- Так у меня из носы кровавые ошмётки и вылетали. Вроде чистый кислород была, баллон к кровати подкатывали.

Трубки из носа вынимались только на время еды. Кроме неё, в реанимационной палате был только один больной. Лица их были повёрнуты к большому прозрачному окну, за которым круглосуточно сидела дежурная медсестра и следила за каждым их движением.

-Чуть подниму голову, а медсестра сразу заходит в палату и спрашивает, что мне нужно, - благодарно вспоминает бабуля".

- Если бы я тогда верила в Бога, если бы знала хотя бы "Отче наш", может, и операция прошла бы легче, - сокрушается бабушка. - Может, и не было бы такой тяжелой и длинной реанимации.

Я не знаю, как делают такие операции сейчас, но тогда, в 1957 году, разрез делали огромный, и бабушки разрезали почти напополам, с середины спины по левой половине до середины груди. Неудивительно, что организм так долго не мог прийти в себя. Но врачи сделали всё, что могли, и при выписке удовлетворённо сказали:

-Ну, лет сорок вы теперь проживёте!

С тех пор прошло уже 42 года. Когда бабушка вспоминает про это, я очень мрачно шучу:

- Что, гарантийный срок истёк? - Мне больно думать о том, что может случиться после окончания этого срока. Бабушка же смеётся, когда слышит такую неожиданную для неё ассоциацию, и снова с благодарностью вспоминает врачей и случай, привёдший её на операцию.

Я путаюсь в сроках её лечения и спрашиваю, сколько же она лежала в больнице. Оказывается, целых 4 месяца. Два месяца длилась подготовка к операции, 12 марта (бабушка называет эту дату вторым днём рождения) её оперировали и ещё два месяца приводили в себя после операции.