понедельник, 1 июня 2009 г.

Сила привычки

По В. Джемс.



 



В основании привычки лежит физический закон. Если мы попытаемся определить, что такое привычка, то увидим, что она представляет нечто, связанное с фундаментальными свойствами материи. Законы природы суть не что иное, как неизменные привычки, которым следуют, воздействуя друг на друга, различные основные виды материи. Впрочем, в организованном мире привычки отличаются гораздо большим разнообразием. Даже инстинкты проявляются у различных индивидов в различной форме и, как мы увидим ниже, изменяются у того же индивида в отдельных случаях. <...> Когда в строении тела произошло некоторое изменение, прежняя инертность тела становится условием его относительного постоянства в новой форме, и тогда тело начинает проявлять новые привычки. Следовательно, под пластичностью тела в широком смысле слова следует разуметь обладание строением, поддающимся влиянию внешних причин, но поддающимся этому влиянию не сразу. В теле с таким строением каждая относительно уступчивая фаза равновесия характеризуется тем, что мы называем новым комплексом привычек. Органическое вещество, в особенности нервная ткань, по-видимому, в сильной степени одарено такого рода пластичностью, так что мы можем не колеблясь выставить в качестве первого положения следующее: явления привычки в одушевленных существах обусловлены пластичностью органических веществ, входящих в состав их тел.



Итак, философский анализ привычки представляет на первых порах скорее отдел физики, чем физиологии или психологии. Все наиболее выдающиеся исследователи этого вопроса согласны в том, что в основании привычки лежит физический закон. Иные из них проводят аналогию между приобретенными привычками и некоторыми свойствами неорганизованного вещества. Вот что пишет но поводу этого Дюпон:



"Всякий знает, что поношенное платье теснее прилегает к телу, чем когда оно с иголочки: от носки в ткани произошли изменения, которые образовали новую "привычку" сцепления. Новый замок действует хуже, чем побывавший в употреблении: в новом нужно не без усилия преодолеть некоторую грубоватость механизма. Это преодолевание сопротивления есть приучение. Легче свернуть лист бумаги, который уже был свернут. Совершенно так же и в нервной системе впечатления от внешних объектов прокладывают для себя все более и более удобные пути, и эти жизненные процессы, будучи на некоторое время прерваны, снова возникают, как только имеются аналогичные внешние раздражения".



Но это наблюдается не на одной только нервной системе. Рубец на любом месте представляет locus minoris resistentiae (место наименьшего сопротивления), его скорее натрешь, он воспаляется, более чувствителен к холоду и жаре, чем соседние части кожи. Раз вывихнутая рука или лодыжка всегда рискует снова быть вывихнутой; связки, которые хоть раз были поражены ревматизмом или подагрой, слизистая оболочка, бывшая однажды местом катарального страдания, становятся все более и более восприимчивыми к болезненному процессу, пока, наконец, болезненное состояние не перейдет в хроническое.



Хорошо известно, как много так называемых функциональных расстройств в нервной системе, по-видимому, все более и более укореняется единственно потому, что они однажды возникли, и как часто бывает достаточно энергичных мер, принятых врачом против первых припадков болезни, чтобы придать физиологическим процессам достаточно сил для восстановления нормальных функций органа. Так бывает при эпилепсиях, невралгиях, всевозможных судорожных припадках, бессоннице и т.д.



На укоренении привычек ясно можно видеть разницу между безучастным наблюдением возрастающей вредной наклонности и успешным лечением жертв вредных увлечений. Лечение, проводимое путем отучения, показывает, в какой степени болезненные явления обусловливались простой инертностью нервных органов, после того как функции стали отправляться неправильно.



Привычки обусловлены образованием путей через нервные центры. Если привычки обусловлены пластичностью, восприимчивостью нервного вещества к внешним впечатлениям, то легко определить, каковы должны быть эти впечатления. Ни к механическому давлению, ни к переменам температуры, ни к каким бы то ни было силам, воздействующим на другие органы тела, нервная система не восприимчива, ибо природа так обернула и прикрыла мозг со всех сторон оболочками, что на него влияют только приток крови да впечатления, воспринимаемые окончаниями чувствительных нервов; через последние в мозг проникает бесконечное множество чрезвычайно слабых токов, к которым полушария особенно чувствительны. Нервный ток, проникнув в мозг, ищет выход и оставляет на своем пути след. Короче говоря, нервные токи могут только углублять прежние пути или пролагать новые, а пластичность мозга выражается лишь в том, что он представляет собой орган, в котором токи, проникая от органов чувств, с чрезвычайной легкостью оставляют долго не изглаживающиеся следы. Ибо, конечно, простая привычка, как и всякий другой нервный процесс, например привычка говорить в нос, или класть руки в карманы, или грызть ногти, в качестве автоматического акта есть не что иное, как рефлекторный разряд, анатомическим субстратом которого является известный путь в нервной системе.



Ниже мы сможем убедиться, что и самые сложные привычки, с этой точки зрения, являются простой цепью разрядов в нервных центрах, цепью, образующейся благодаря существованию в них системы рефлекторных путей, которые так устроены, что рефлекс последовательно передается от одного пути к другому, причем впечатление, вызванное одним сокращением мышц, служит стимулом для другого сокращения, пока, наконец, последнее впечатление не замкнет цепи.



Необходимо заметить, что изменения в строении живой материи совершаются скорее, чем в строении неорганизованного вещества, потому что постоянное обновление вещества при питании, заменяя прежнюю ткань с воспринятыми впечатлениями новой, скорее способствует закреплению воспринятых мозгом изменений, чем противодействует им. Например, после упражнения наших мышц или мозга в каком-нибудь новом направления мы чувствуем себя не в силах продолжать в том же направлении, но через день или два, опять принявшись за непривычную работу, нередко удивляемся собственным успехам.



Запоминая мелодии, я нередко наблюдал на себе это психическое явление; оно побудило одного немецкого автора сказать, что зимой мы учимся плавать, а летом - кататься на коньках.



Практическое значение привычки. Во-первых, привычка упрощает наши движения, делает их более точными и уменьшает вызываемую ими усталость. Человек с рождения стремится производить такое количество действий, для которого у него не хватает готовых приспособлений в нервных центрах. У других животных большая часть действий от рождения автоматична. Но у взрослого человека автоматических приспособлений такая масса, что основная часть их должна была быть выработана путем тяжелого труда. Если бы наши действия от упражнения не совершенствовались, а привычка не сокращала расхода нервной и мышечной энергии, то положение человека было бы весьма печальным. Вот что говорит по этому поводу Маудсли:



"Если бы действия не становились легче при повторении, если бы при каждом повторении того же действия нужно было снова и снова тщательное руководство сознания, то, очевидно, никакой прогресс в развитии не был бы возможен и вся наша житейская деятельность ограничивалась одним-двумя актами.



При таких условиях человек мог бы по целым дням одеваться и раздеваться, сосредоточивать на туалете все внимание и энергию; вымыть руки или застегнуть пуговицу ему в каждом отдельном случае было бы так же трудно, как ребенку бывает трудно сделать это в первый раз. В конце концов он был бы измучен рядом бессильных попыток. Подумайте о том труде, с каким учат ребенка держаться на ногах, о тех усилиях, которые ему на первых порах приходится для этого делать, и о той легкости, с какой он может затем стоять, не чувствуя никаких усилий. Ибо, между тем как вторично автоматические акты сопровождаются сравнительно небольшим утомлением, приближаясь в этом отношении к органическим или к первично автоматическим движениям, сознательные усилия воли быстро утомляют нас. Спинной мозг... без памяти был бы спинным мозгом идиота. Для человека становится ясным, сколь многим он обязан автоматической деятельности организма только тогда, когда болезнь подорвет функции последней" ("The Physiology of Mind").



Привычка уменьшает сознательное внимание, с которым совершаются наши действия. Это можно схематически представить так: если для выполнения действия нужен последовательный ряд нервных процессов - А, В, С, D, Е, F и т.д., то, выполняя такое действие впервые, сознательная воля должна выбирать каждый элемент этого действия из известного числа неподходящих альтернатив, какие ей представляются; но при повторном действии привычка заставляет каждый элемент в ряду неизменно вызывать следующий за ним без появления альтернатив, из которых сознательная воля делала бы выбор, пока, наконец, при каждом появлении элемента А остальной ряд элементов не будет тотчас же следовать в неизменном порядке, как будто они представляют одно непрерывное изменение.



Учась ходить, ездить верхом, плавать, кататься на коньках, писать, играть на музыкальном инструменте или петь, мы на каждом шагу задерживаем свою работу массой ненужных движений или фальшивых нот. Наоборот, лицо, хорошо владеющее каким-нибудь искусством, достигает цели с наименьшей затратой мышечного усилия; движения следуют одно за другим, повинуясь мгновенному импульсу. Меткий стрелок прицеливается и подстреливает птицу, еще не успев вполне определить ее. Беглого взгляда противника, одного удара его рапиры для фехтовальщика достаточно, чтобы мгновенно отразить удар и нанести новый. Пианист бросает взгляд на музыкальные иероглифы - и мигом из-под его пальцев начинают струиться потоки звуков.



При этом благодаря привычке с течением времени и нецелесообразные действия, так же как и целесообразные, становятся непроизвольными. Кому не случалось, сняв жилет днем, вслед за этим начать заводить часы по привычке заводить их каждый вечер, раздевшись перед сном; или, подойдя к входным дверям в квартире знакомого, вынуть из кармана свой ключ? Бывало, что лица, уходившие в спальню переодеться к обеду, согласно английскому обычаю, по рассеянности раздевались и ложились в постель только потому, что к такому результату приводили первые движения при раздевании в более поздний час.



У всех нас есть определенная манера совершать ежедневный туалет, открывать и закрывать хорошо знакомые нам ящики в шкафу и т.п., но наши высшие центры мысли не принимают в этих процессах почти никакого участия. Немногие в состоянии сказать, с какого носка или башмака они начинают обуваться. Чтобы ответить на это, они должны мысленно представить себе процесс обувания, но иногда и этого бывает недостаточно и приходится повторить сам акт обувания. Я не могу дать ответ на вопросы, какая половинка ваших ставень открывается первая или в какую сторону отворяется ваша дверь, но рука моя, отворяя их, никогда не ошибется. Никто не в состоянии описать порядок, в котором он причесывает волосы или чистит зубы, а между тем очень вероятно, что последовательность этих действий у каждого из нас довольно постоянна.



Важность принципа приучения в этике и педагогике. "Привычка - вторая природа. Привычка в десять раз сильнее природы!" - говорят, воскликнул однажды герцог Веллингтон; и едва ли кто-нибудь может оценить справедливость этого положения более, чем старый ветеран. Ежедневное учение и годы дисциплины в конце концов навсегда прививают человеку известные привычки, налагая новый отпечаток почти на весь его образ жизни.



"Есть анекдот, - говорит Гексли, - про который можно сказать "Se non ё vero, ё ben trovato" (если это не правда, то удачно придумано). Один шутник, увидев, что отставной солдат нес в руках свой обед, внезапно крикнул: "Во фронт!" - и под влиянием команды солдат инстинктивно вытянул руки по швам, уронив котелок с бараниной и картофелем в канаву. Дисциплина в нем была доведена до совершенства, и ее результаты навеки внедрились в нервную систему этого человека".



Согласно показаниям очевидцев, во многих сражениях кавалерийские лошади, потерявшие седоков, при звуках военных сигналов собирались вместе и начинали производить привычные перестроения. Большинство домашних животных кажутся просто-напросто автоматами, выполняющими шаг за шагом без колебаний и сомнений обязанности, к которым их приучили. При этом нельзя предполагать в их уме существования каких бы то ни было альтернатив. Лица, состарившиеся в темнице, получив свободу, просили снова заключить их в тюрьму. Во время железнодорожного крушения в поезде в клетке, которая была при этом сломана, находился цирковой тигр; он выскочил было из клетки, но тотчас вернулся назад, как будто смутившись от новой обстановки, так что снова запереть его не представляло труда.



Привычка играет в общественных отношениях роль колоссального махового колеса: это самый ценный консервативный фактор в социальной жизни. Она одна удерживает всех нас в границах законности и спасает "детей фортуны" от нападок завистливых бедняков. Она одна побуждает тех, кто с детства приучен жить самым тяжелым и неприятным трудом, не оставлять подобного рода занятий. Она удерживает зимой рыбака и матроса в море; она влечет рудокопа во мрак шахты и пригвождает деревенскою жителя на всю зиму к его деревенскому домику и ферме; она предохраняет жителей умеренного пояса от нападения обитателей пустынь и полярных стран. Она принуждает нас вести житейскую борьбу при помощи того рода деятельности, который был предопределен нашими воспитателями или нами самими в раннюю пору жизни. Если эта деятельность и не по вкусу нам, мы все же должны стараться выполнять ее наилучшим образом, так как только к ней одной мы способны, а выбирать другой род деятельности уже слишком поздно. Привычка удерживает от смешения различные слои общества. Уже на 25-летнем молодом человеке заметна печать его профессии, будь то коммивояжер, доктор, пастор или адвокат. В нем проявляются известные едва уловимые особенности характера, странности мысли, предрассудки, - словом, печать профессии, от которой человек так же не может освободиться, как не могут складки на рукавах его сюртука внезапно принять новое расположение.



Вообще говоря, это к лучшему; хорошо, что у большинства людей к 30 годам характер, подобно высохшему гипсу, становится прочным. Если период между 20 и 30 годами есть критический период для образования интеллектуальных и профессиональных привычек, то возраст моложе 20 лет имеет еще более важное значение для закрепления таких привычек, как интонация голоса и произношение, жестикуляция, телодвижения и ловкость. Лица, изучившие иностранный язык после 20 лет, почти никогда не говорят на нем без акцента. Молодой человек низкого происхождения, попавший в высший круг общества, почти никогда не может отучиться от неправильного произношения, которое он усвоил в детские годы. Почти никогда, несмотря на обилие денег в кармане, он не научится одеваться как прирожденный аристократ. Купцы усердно предлагают ему товары как настоящему денди, но он просто не способен выбрать себе подходящие вещи. Невидимый закон, столь же сильный, как закон тяготения, удерживает его в границах его орбиты, заставляя из года в год облекаться в то же безвкусное платье, и для него навеки остается загадкой, как приобретают свои вещи те из его знакомых, которые одеваются со вкусом.



Таким образом, в воспитании великое дело сделать нашу нервную систему нашим другом, а не врагом. Добиться этого - значит превратить приобретения в чистые деньги и жить спокойно на проценты с капитала. Мы должны по возможности в самом раннем возрасте сделать привычными для себя как можно более полезных действий и остерегаться, как заразы, укоренения в нас вредных привычек. Чем более мелких обыденных действий мы предоставим не требующему сознательных усилий контролю автоматизма, тем более наши высшие духовные способности будут иметь свободы для своей деятельности. Нет существа более жалкого, чем человек, которому привычна лишь нерешительность и для которого необходимо особое усилие воли в каждом отдельном случае, когда ему надо закурить сигару, выпить стакан чаю, лечь спать, подняться с постели или приняться за новую часть работы. У такого человека более половины времени уходит на обдумывания или сожаления о действиях, которые должны были бы до такой степени войти в его плоть и кровь, что стали бы бессознательными. Если подобные ежедневные привычки не укоренились прочно в ком-нибудь из моих читателей, пусть он сейчас же примется укреплять их в себе.



В одном из сочинений Бэна есть глава "Моральные привычки", где по этому поводу дано несколько прекрасных практических советов. В основание его рассуждений положены два правила. Согласно первому при приобретении какой-нибудь новой привычки или при искоренении старой мы должны вооружиться наивозможно более строгой и бесповоротной решимостью действовать в намеченном направлении. Мы должны обставить себя всеми возможными условиями, благоприятствующими развитию хорошей привычки, упорно искать обстановки, содействующей ее упрочению, перед обществом возложить на себя обязанности, не совместимые со старой привычкой, связать себя обязательством, если возможно - словом, для закрепления новой привычки привлекать все возможные вспомогательные средства. Все это при начале образования привычки создает такую обстановку, благодаря которой соблазн нарушить устанавливаемый режим не проявится так скоро, как это могло бы случиться при других условиях, а с каждым днем вероятность нарушения все более и более уменьшается.



Второе правило Бэна следующее: ни разу не отступай от соблюдения новой привычки, пока она не укоренится в твоей жизни так глубоко, что случайное нарушение ее не будет опасным. Каждое нарушение приобретаемой привычки можно сравнить с падением шара, висящего на веревке, которую мы наматываем на палку: раз выпустив из рук веревку, мы даем шару возможность опуститься на множество оборотов. Непрерывность тренировки - одно из важнейших средств для того, чтобы сделать непогрешимой деятельность нервной системы. Вот что говорит по этому поводу Бэн:



"Особенность нравственных привычек, отличающая их от умственных приобретений, заключается в наличии в каждой из них двух враждебных сил, из которых одна должна постепенно освободиться от гнета другой. В борьбе двух противоположных привычек мы прежде всего должны стараться не проиграть сражения. Каждая победа дурной привычки уничтожает результаты многих побед хорошей. Таким образом, при борьбе двух привычек всего важнее для нас предоставить одной из них непрерывный ряд побед, пока благодаря их повторению она не укрепится настолько, чтобы успешно одолевать противоположную привычку при любых условиях. С теоретической точки зрения это лучший путь для умственного прогресса".



При приобретении привычки есть настоятельная необходимость обеспечить успех в самом начале. Неудача в начале дела способна парализовать энергию во всех последующих попытках, между тем как сознание достигнутого успеха подкрепляет нашу энергию и на будущее время. Когда Гёте спросил один не доверявший своим силам господин, следует ли ему начинать задуманное предприятие, Гёте ответил, что стоит только поплевать на руки - и дело в шляпе. Эти слова показывают, какое впечатление производила постоянно счастливая карьера Гёте на его душевное настроение.



К разбираемому вопросу относится и вопрос о постепенном искоренении привычки к пьянству и опиуму. Лица, занимавшиеся лечением пьяниц и потребителей опиума, расходятся во взглядах на способы лечения лишь в частностях, зависящих от индивидуальных особенностей больных. Вообще же говоря, все специалисты в этой области считают, что внезапное приобретение новой привычки всегда ведет к лучшим последствиям, если только для внезапного перерыва в образе жизни есть какая-нибудь возможность. Мы должны остерегаться и не подвергать волю слишком тяжелому испытанию, нанося в самом начале удар укоренившейся привычке, но если больной в состоянии вынести это испытание, то как при отучении от страсти (вроде опиомании), так и просто при изменении часов подъема или занятий всего лучше подвергнуть человека сначала сильному страданию, и тогда, пережив его, он добьется спокойного состояния духа. Поразительно, как быстро исчезает дурная наклонность, когда ее совершенно лишают возможности проявляться.



"Прежде чем начать переделывать себя, нужно научиться непоколебимо следовать, не глядя ни направо, ни налево, по прямому и узкому пути. Тот, кто ежедневно высказывает все то же доброе намерение приняться за какое-нибудь дело, похож на человека, подходящего к краю рва, который ему надо перепрыгнуть, и снова идущего назад, чтобы затем опять направиться к пропасти. Без непрерывного преуспевания нельзя накопить моральные силы; чтобы сделать последнее возможным, чтобы закалить нас в нем и приучить к нему, правильный труд является высшим благодеянием" (J.Bahnsen. "Beitrage zur Charakterologie").



К двум предшествующим правилам можно прибавить третье: пользуйся любым благоприятным случаем действовать, при каждом решении поступать известным образом и при каждом эмоциональном стремлении действовать в направлении тех привычек, которые хочешь приобрести. Решения и стремления оставляют в мозгу известный след не в момент их появления, а в момент возникновения под их влиянием двигательных результатов. Только что цитированный нами автор говорит по этому поводу:



"Наличность благоприятных условий уже сама по себе дает рычагу нравственных действий твердую точку опоры, при помощи которой мы можем приумножить свои нравственные силы, повысив свой нравственный уровень. У кого нет твердой точки опоры, тот никогда не пойдет дальше поверхностной игры в нравственную деятельность".



Если человек не пользуется каждым конкретным случаем проявить нравственную активность, то его характер не будет улучшаться, хотя он может обладать богатым запасом нравственных правил и питать в душе добрые чувства. Добрыми намерениями, по пословице, вымощен ад. "Характер, - говорит Дж.Ст.Милль, - есть окончательно образовавшаяся воля", а воля, в том смысле, какой Милль здесь имеет в виду, есть совокупность стремлений действовать быстрым и определенным путем во всех наиболее выдающихся событиях жизни. Стремление действовать укореняется в нас в зависимости от непрерывного повторения действий в нашей жизни, благодаря которым в мозгу все более и более возрастает способность их производить.



Когда благородное решение или искренний порыв чувства пропадает по нашей вине бесследно, не принеся никакого доброго плода, то мы упускаем не только благоприятный случай действовать, но таким образом и на будущее создаем препятствие нашим решениям и эмоциям, чтобы они могли пройти в мозгу нормальный путь разряда и проявиться в виде действия. Нет более презренного типа человеческого характера, чем характер бессильного сентименталиста и мечтателя, который всю жизнь предается чувствительным излияниям и не ударит пальцем о палец, чтобы совершить истинно доброе дело. Классическим примером этого типа может служить Руссо, который, красноречиво убеждая француженок следовать Природе и кормить грудью своих младенцев, отдавал собственных детей в воспитательный дом. И всякий из нас до известной степени вступает прямо на путь Руссо, если, одушевляясь отвлеченно сформулированной идеей блага, игнорирует это благо на практике, когда оно предстает перед ним в невзрачном виде, замаскированное житейскими мелочами.



В нашем будничном мире все блага являются в невзрачном виде благодаря вульгарности окружающей обстановки, но горе тому, кто знает их только в форме голой абстракции! В этом отношении неумеренное посещение театра и чтение романов могут создать настоящих нравственных уродов. Русская барыня, проливающая слезы при виде душераздирающей драмы в театре, в то время как кучер ее замерзает до смерти, представляет яркий образец явления, которое можно наблюдать везде. Даже излишнее увлечение музыкой у лиц, которые сами не являются музыкантами и не настолько музыкальны, чтобы наслаждаться музыкой чисто интеллектуальным путем, по всей вероятности, имеет расслабляющее влияние на их характер. Слушая музыку, проникаешься эмоциями, которые не находят реального выхода, и, таким образом, чувственное условие деятельности замирает в бездействии. Этому можно было бы помочь, если бы всякий раз после эмоции, пережитой в концерте, люди проявляли ее в какой-нибудь осязательной форме. Пусть ее проявление будет самым незначительным: она может выразиться в добром ласковом слове, обращенном к старухе бабушке, или во внимательном отношении к знакомому в карете, если не представляется случая оказать людям более героическую услугу. Но пусть эта эмоция во всяком случае найдет себе то или другое проявление.



Последние примеры показывают, что силой привычки запечатлеваются в мозгу не только частные линии разряда, но и его общие формы. При этом происходит то же, что наблюдается, когда мы предоставляем эмоциям бесплодно испаряться и тем делаем это их свойство постоянным; как там, так и здесь есть основание предполагать, что, часто отступая от усилия что-нибудь исполнить, мы тем самым развиваем в себе неспособность делать усилия и что внимание наше, если мы позволим ему беспорядочно блуждать, вскоре станет постоянно перебегать с одного предмета на другой. Внимание и усилие, как мы увидим ниже, суть два названия для одного и того же душевного явления. Какие мозговые процессы им соответствуют - неизвестно. Наиболее сильным доводом в пользу того, что эти душевные состояния всецело зависят от мозговых процессов и не представляют проявлений чистого духа, служит именно тот факт, что они, по-видимому, в известной степени подчинены закону привычки, который есть закон материальной природы.



В качестве конечной максимы, относящейся к воспитанию воли, мы можем предложить приблизительно такое правило. Сохраняй в себе способность к усилию небольшим добровольным ежедневным упражнением, т.е. проявляй аскетизм и героизм в мелочах, не необходимых для тебя, делая каждый день или через день что-нибудь такое, что ты предпочел бы не делать; тогда при наступлении настоящей нужды ты почувствуешь себя готовым мужественно выдержать испытание.



Такого рода аскетизм есть как бы страхование, которое мы платим за свой дом и имущество. Деньги, тратимые на страховку, не приносят нам никакой пользы и могут никогда ее не принести. Но если произойдет пожар, плата за страхование избавит нас от разорения. То же можно сказать о человеке, который ежедневным упражнением приучил себя сосредоточивать внимание, энергично распоряжаться своей волей и проявлять в ненужных вещах самоотречение. Среди всеобщего разрушения он будет выситься, подобно несокрушимой башне, когда более изнеженные люди рассеются, как мякина по ветру.



Итак, изучение психических процессов с физиологической стороны может оказать большую помощь практической морали. Ожидающий нас в будущей жизни ад, о котором нас учат богословы, не хуже того ада, который мы сами создаем себе на этом свете, воспитывая свой характер в ложном направлении. Если бы дети могли себе представить, как быстро они становятся просто живым комплексом привычек, они более обращали бы внимания на свое поведение в том возрасте, когда их мозг еще достаточно пластичен. "Прялка жизни" находится в наших собственных руках, и мы сами бесповоротно предопределяем свою судьбу. Нет такого ничтожного добродетельного или порочного поступка который не оставил бы в нас навеки своего неизгладимого следа. Пьяница Рип Ван-Винкль в комедии Джефферсона после каждой новой выпивки извиняется, говоря: "Этот раз не считается". Ну, он может не считать и милосердный Господь не поставит ему на счет этого раза, но этот раз тем не менее будет отмечен. В глубине нервных клеток и волокон его зачтут молекулы, делая для Винкля в будущем неотразимым новый соблазн.



Выражаясь с научной строгостью, можно сказать, что всякий поступок оставляет в нервной системе неизгладимый след. Разумеется, это имеет хорошую и дурную стороны. Ряд отдельных выпивок делает нас постоянными пьяницами, но такой же ряд благих дел и часов труда делает нас святыми в нравственном отношении или авторитетами и специалистами в практической и научной областях. Пусть никто из молодежи не беспокоится о конечных результатах своего воспитания, какого бы рода оно ни было. Человек, добросовестно выполняющий ежедневно свой труд, может предоставить конечный результат своей работы ей самой. Он может быть глубоко убежден, что в один прекрасный день осознает в себе достойнейшего представителя своего поколения, какой бы род деятельности он ни выполнял. Втихомолку, среди мелочей ежедневного труда, в человеке выработалась способность правильно судить в области его специальности, способность, которая навсегда сохранится в нем. Отсутствие такой способности быть может, породило в юношестве, вступающем на трудный жизненный путь, более уныния и малодушия, чем все остальные причины, взятые вместе.

Комментариев нет:

Отправить комментарий